Габри помедлил. Гамаш и Мирна задержали дыхание, боясь спугнуть еще неуверенную трезвую мысль, витавшую над головой их друга.

– Оливье не делал этого. – Габри тяжело, раздраженно вздохнул. – Зачем ему понадобилось перемещать тело?

Старший инспектор уставился на Габри. Слова здесь были бесполезны. Если остался еще какой-то способ убедить этого несчастного человека, Гамаш будет продолжать попытки. Он и без того пытался. Ему невыносима была мысль о том, что Габри будет нести это лишнее ужасное бремя – веру в то, что его партнер осужден безвинно. Лучше принять ужасную правду, чем бороться, пытаться выдать желаемое за действительное.

Габри повернулся спиной к старшему инспектору и двинулся в самый центр деревни, сел там на скамейку.

– Какой изумительный человек, – сказал Гамаш, когда они с Мирной тронулись дальше.

– Да, он такой. Вы знаете, он будет ждать вечно. Будет ждать возвращения Оливье.

Гамаш ничего на это не ответил. Некоторое время они шли молча.

– Я встретился с Винсентом Жильбером, – сказал он наконец. – Он говорит, что Марк и Доминик понемногу привыкают к новому месту.

– Да. Выясняется, что, когда Марк не таскает покойников по деревне, он может быть совсем неплох.

– Плохие вести о Марке-коне.

– И тем не менее, может быть, для него так будет лучше.

Это удивило Гамаша, и он посмотрел на Мирну:

– Попасть на скотобойню – лучше?

– На скотобойню? Да нет, Винсент Жильбер отправил его в Лапорт.

Гамаш фыркнул и покачал головой. Ну и сукин сын этот святой!

Они прошли мимо бистро, и он снова вспомнил о полотняном мешочке. Той вещи, которая, будучи обнаружена за камином, более всего остального свидетельствовала о вине Оливье.

Открылась дверь дома Рут, и появилась старая поэтесса, закутанная в поношенное шерстяное пальто; она поковыляла прочь от дома в сопровождении Розы. Но сегодня на утке не было никакой одежды – только перья.

Гамаш настолько привык видеть Розу в одежде, что теперь явление утки в перьях ему показалось неестественным. Эта парочка перешла дорогу и, дойдя до центра деревенского луга, Рут раскрыла бумажный пакет и принялась кормить утку хлебом, а та, размахивая крыльями, устремлялась то туда, то сюда за крошками. Над лугом зазвучало кряканье, оно все приближалось. Гамаш и Мирна повернулись на звук. Но Рут не сводила глаз с Розы. По небу летел утиный клин – утки спешили на юг.

И тут с криком, очень похожим на человеческий, Роза взмахнула крыльями и поднялась в воздух. Она сделала круг, и несколько секунд все думали, что сейчас она вернется. Рут подняла руку, то ли предлагая утке крошки с ладони, то ли прощаясь с ней.

И Роза улетела.

– Боже мой, – выдохнула Мирна.

Рут смотрела, стоя спиной к ним, подняв руку и лицо к небесам. Крошки хлеба падали на траву.

Мирна вытащила из кармана смятую бумажку и дала ее Гамашу.

– Роза, – прошептала Мирна. – Рут.

Гамаш смотрел на старую поэтессу. Он знал, что? маячит за Горой. Что? все сокрушает перед собой. То, чего больше всего опасался Отшельник. Чего больше всего боялась Гора.

Совесть.

Гамаш вспомнил, как он открыл полотняный мешочек, ощутил внутри ровное дерево. Скульптурка была простая. На стуле сидел молодой человек. Слушал.

Оливье. Гамаш перевернул скульптурку и нашел три вырезанные на дереве буквы. СЮЮ.

Он расшифровал их в хижине несколько минут назад и уставился на получившееся слово.

«Воо».

Скульптурка из грубого полотняного мешочка была вырезана гораздо тоньше, чем другие, на которых было куда больше фигур. Она являла собой саму простоту. Смысл ее был изящен и страшен. Скульптура была прекрасна, но молодой человек казался абсолютно пустым. Все его несовершенства были стерты. Дерево было твердым и гладким, так что мир стекал с него, как вода. Отсутствовало соприкосновение, а потому не возникало и чувства.

Это был Король Горы в образе человека. Глухой ко всему. Гамашу хотелось зашвырнуть эту скульптурку подальше в лес. Пусть лежит там, где в свое время обосновался Отшельник. Прячась от монстра, которого сам и породил.

Но от Совести спрятаться невозможно.

Ни в новых домах, ни в новых машинах. Ни в путешествиях. Ни в медитации, ни в бешеной активности. Ни в детях, ни в добрых делах. Ни на цыпочках, ни на коленях. Ни в большой карьере. Ни в маленькой хижине.

Она тебя найдет. Прошлое всегда находило.

И потому было жизненно важно знать о действиях, совершаемых в настоящем. Потому что настоящее становилось прошлым, а прошлое вырастало. Поднималось на ноги и шло за тобой.

И находило. Как нашло Отшельника. Как нашло Оливье. Гамаш смотрел на холодное, жесткое, безжизненное сокровище у него в руке.

Кто бы не испугался этого?

Рут проковыляла по травке к скамье и села. Ее жилистая рука сжала ворот синего пальто, а Габри взял ее другую руку в свои, нежно потер и пробормотал: «Ну-ну, ну-ну».

Благодарности

И еще раз: эта книга стала возможной благодаря помощи многих людей. Я хочу и должна поблагодарить моего мужа Майкла, который читал и перечитывал рукопись и неизменно говорил мне, что это блестящая работа. Благодарю Лиз Пейдж, мою помощницу, за ее неутомимость и веселость, за ее великолепные идеи. Благодарю Шериз Хоббс и Хоуп Деллон за их терпение и редакторские замечания.

Как и всегда, я хочу поблагодарить лучшего из литературных агентов в мире Терезу Крис. Она прислала мне искренние поздравления, когда моя последняя книга попала в список бестселлеров «Нью-Йорк таймс» (мне пришло в голову, что я должна упомянуть об этом!). Тереза – гораздо больше, чем агент, она еще и милый, заботливый человек.

Еще я хочу поблагодарить моих добрых друзей Сьюзан Маккензи и Лили де Гранпре за их помощь и поддержку.

И наконец, я хочу сказать несколько слов о стихах, использованных в этой и других книгах. Хотя мне и хотелось бы обойти это молчанием и надеяться, что вы будете думать, будто эти стихотворения вышли из-под моего пера, я должна поблагодарить замечательных поэтов, которые позволили мне использовать их слова и работы. Как вы можете догадаться, я восторженная почитательница поэзии, да что говорить – она насыщает меня словами и эмоциями. Начинающим писателям я советую читать поэзию, что, на мой взгляд, для них нередко является литературным эквивалентом совета есть брюссельскую капусту. Они не испытывают ни малейшего энтузиазма. Но для писателя стыдно хотя бы не попытаться отыскать стихи, которые найдут отклик в его душе. Поэты умудряются вложить в четверостишие то, что мне с трудом удается втиснуть в целую книгу.

Я решила, что настало время признать это.

В этой книге я, как и всегда, использую строки из тоненького томика Маргарет Этвуд «Утро в сожженном доме». Название не очень веселое, но стихи блестящие. Еще я цитировала из очаровательной старой работы «Колокола небес» Ральфа Ходжсона. И из замечательного стихотворения «Гравитация ноль» начинающего канадского поэта Майка Фримена, опубликованного в его книге «Кости».

Я хотела сообщить вам об этом. Надеюсь, эти стихи находят отклик в вашей душе, как они находят его в моей.