Лавина подрулила как можно ближе к берегу, на котором появился человек, оттолкнул лодку, запрыгнул в нее в последний момент. У дверей гидроплана он протянул руку, помог старшему инспектору сойти в шаткую лодку и представился:

– Меня зовут Джон. Я хранитель.

Гамаш обратил внимание, что Джон бос, потом увидел, что, пока хранитель гребет, Лавина и ее дедушка снимают обувь и закатывают штанины. Вскоре Гамаш понял почему. Лодка не могла подойти вплотную к берегу. Последние десять футов им нужно было пройти по воде. Он снял ботинки и носки, закатал брюки и перекинул ноги за борт. Почти. Не успел его большой палец коснуться воды, как его ногу и самого Гамаша чуть не подбросило наверх. Он посмотрел на Лавину и Сомса – они улыбались.

– Да, вода холодная, – признал хранитель.

– Ну-ну, принцесса, не бойся ножки замочить, – сказала Лавина.

«Уж не переписывается ли она с Рут Зардо? – подумал Гамаш. – Похоже, в любой компании непременно найдется одна Рут».

Гамашу пришлось не побояться замочить ножки, и вскоре он присоединился к остальным на берегу. Ноги его посинели после нескольких секунд пребывания в воде. Он быстро прошел по камням до пенька, сел, стряхнул с пяток осколки ракушек и мелкие камушки, надел носки и ботинки. Он не помнил, когда в последний раз испытывал такое облегчение. Впрочем, приводнение гидросамолета, вероятно, и было этим последним случаем.

Его настолько поразили пейзаж, хранитель, ледяная вода, что он практически не увидел того, что было вокруг. А вот теперь увидел. На самой кромке леса стояли торжественным полукругом тотемные шесты.

Гамаш почувствовал, как вся его кровь хлынула в самое его нутро, самую сердцевину.

– Это Нинстинц, [82] – прошептал Уилл Сомс.

Гамаш не ответил. Не мог. Он смотрел на высокие шесты, резьба которых отражала мифологические времена, браки животных и духов. Киты-убийцы, акулы, волки, медведи, орлы и вороны – все они смотрели на него. И еще кое-кто. Зубастые твари с длинными языками и громадными глазами. Существа, неизвестные за пределами мифа, но вполне реальные здесь.

Некоторые тотемные шесты были прямые и высокие, но большинство упали или покосились.

– Мы все рыбаки, – сказал Уилл. – Эстер была права. Море кормит наши тела, а вот это кормит наши души. – Он распахнул руки и подался всем телом в сторону леса.

Они двинулись между тотемных шестов, и хранитель Джон заговорил:

– Это самая большая коллекция стоящих тотемных шестов в мире. Теперь это место охраняется, но так было не всегда. Некоторые шесты увековечивают какое-нибудь событие, некоторые шесты похоронные. Каждый рассказывает свою историю. Образы находятся один над другим в определенном и заданном порядке.

– Здесь Эмили Карр написала бо?льшую часть своих картин, – сказал Гамаш.

– Я решил, что вам интересно будет это увидеть, – сказал Сомс.

– Merci. Я вам очень признателен.

– Это поселение пало последним. Оно было самым отдаленным и, возможно, самым стойким, – сказал Джон. – Но все же пало и оно. Волна болезней, пьянства и миссионерства накрыла деревню, как и все другие. Тотемные шесты были срублены, общинные дома уничтожены. Это все, что осталось. – Он показал на возвышение в лесу, поросшее мхом. – Здесь был общинный дом.

В течение часа Арман Гамаш ходил среди тотемных шестов и ловил себя на том, что поднимает руку и кладет свою крупную, уверенную ладонь на эти великолепные лица, пытается понять того, кто вырезал это существо.

Наконец он подошел к Джону, который весь этот час простоял в одной точке, наблюдая.

– Я расследую убийство. Позвольте показать вам кое-что?

Джон кивнул.

– Первое – это фотография убитого. Я полагаю, что он какое-то время провел на Хайда-Гуаи, хотя думается мне, что он называл архипелаг островами Королевы Шарлотты.

– Значит, он был не хайда.

– Скорее всего, да.

Гамаш показал Джону фотографию. Тот взял и внимательно ее рассмотрел.

– К сожалению, я его не знаю.

– Прошло какое-то время. Лет пятнадцать, двадцать.

– То были трудные времена. Здесь толклось много людей. Именно тогда хайда остановили лесорубов, заблокировав дороги. Возможно, он был лесорубом.

– Возможно. Он явно чувствовал себя в лесу как дома. Построил себе бревенчатую хижину. Кто здесь мог его научить этому?

– Вы шутите?

– Нет.

– Практически любой. Большинство хайда живут теперь в деревнях, но почти у всех у нас есть лесные домики. Те, которые построили мы сами. Или наши родители.

– И вы живете в таком домике?

Не задумался ли Джон, прежде чем ответить на этот вопрос?

– Нет, у меня номер в «Холидей Инн Нинстинц». – Он рассмеялся. – Да, я построил собственный домик несколько лет назад. Хотите его увидеть?

– Если вы не возражаете.

Уилл Сомс с внучкой остались прогуливаться неподалеку от берега, а хранитель Джон повел Гамаша глубже в лес.

– Знаете, некоторым из этих деревьев больше тысячи лет.

– Они стоят того, чтобы их сохранить.

– Не все с этим согласны.

Он остановился и показал на небольшой домик в лесу. Домик с крылечком и креслом-качалкой при входе.

Точная копия домика Отшельника.

– Вы его знали, Джон? – спросил Гамаш, вдруг остро почувствовав, что он один на один в лесу с человеком большой физической силы.

– Убитого?

Гамаш кивнул.

Джон снова улыбнулся:

– Нет. – При этом он подошел очень близко к Гамашу.

– Это вы научили его строить бревенчатые хижины?

– Нет.

– Вы научили его искусству резьбы по дереву?

– Нет.

– А если да, то сказали бы мне?

– У меня нет повода вас бояться. Мне нечего скрывать.

– Тогда почему вы здесь? В одиночестве?

– А вы? – Голос Джона стал не громче шепота, шипения.

Гамаш развернул скульптуру. Джон посмотрел на людей на паруснике и отшатнулся.

– Это вырезано из красного кедра. С Хайда-Гуаи, – сказал Гамаш. – Может быть, дерево, из которого это вырезано, росло где-то здесь. А вырезал эту скульптурку убитый.

– Это не имеет ко мне никакого отношения, – сказал Джон и, бросив последний взгляд на скульптурку, пошел прочь.

Гамаш последовал за ним из леса. Уилл Сомс стоял на берегу и улыбался.

– Хорошо поговорили с Джоном?

– Ему почти нечего сказать.

– Ну, он же хранитель, а не болтун.

Гамаш улыбнулся и принялся заворачивать скульптуру в полотенце, но Сомс остановил его и снова взял скульптуру.

– Вы говорите, дерево привезено отсюда? Оно старое?

– Мы не знаем. Специалисты не могут определить. Для этого нужно разрушить скульптуру, но я не позволяю им сделать это.

– И это стоит больше человеческой жизни? – Сомс поднял скульптуру повыше.

– Мало что стоит больше человеческой жизни, месье. Но эту жизнь уже забрали. Я хочу найти того, кто это сделал, но не уничтожая еще и творение убитого.

Это удовлетворило Сомса, который вернул – хотя и неохотно – скульптуру Гамашу.

– Я бы хотел познакомиться с автором. У него был настоящий талант.

– Возможно, он был лесорубом. Участвовал в сведении на нет ваших лесов.

– В моей семье многие были лесорубами. Такое случается. Это не делает их плохими людьми или врагами до смерти.

– Вы обучаете других резчиков? – словно невзначай спросил Гамаш.

– Вы думаете, что он приходил сюда говорить со мной? – спросил в ответ Сомс.

– Я думаю, он приезжал сюда. И был резчиком.

– Сначала лесоруб, потом резчик. Так кем же он все же был, старший инспектор?

Это было сказано с юмором, но Гамаш почувствовал критическую нотку. Он закидывал удочку и знал это. Так же, как и Сомс. Как и Эстер. «Мы все рыболовы», – сказала она.

Нашел ли он что-нибудь на этих островах? Гамаш начинал сомневаться в этом.

– Вы обучаете резчиков? – повторил он свой вопрос.

Сомс отрицательно покачал головой:

– Только других хайда.

– Отшельник пользовался местным деревом. Это вас удивляет?